МЕСТО, ВОЗРАСТ И ДАТА РОЖДЕНИЯ
Оберн, штат Нью-Йорк, США.
17 июня 1969, 46 лет.
РОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Служащий агентства частного сыска "Rat Caudam".
ФЕЙРУМНОСТЬ
Отсутствует.

---

БЛИЖАЙШИЕ РОДСТВЕННИКИ
Клэппи Пинкертон (в девичестве Онсворд) - Супруга.
Эдмунд Никсон - Двоюродный брат.
Хелли фон Гросс - Двоюродная сестра, ныне проживает в Германии.
НАВЫКИ И УМЕНИЯ
> Умело обращается с легким огнестрельным оружием.(коэффициент попаданий 7/10)
> Владеет боевым стилем Винь-Чунь.
> Артур имеет внушительный запас знаний и жизненного опыта. Он начитан, он образован. Он по праву может называться хорошим психологом и аналитиком. Он разбирается в компьютерной технике, но разумеется на довольно посредственном уровне. Профессия обязывает его быть наблюдательным и осторожным. Он умело может скрывать свои чувства в разговоре с другими, "надевая" маску существа лишенного каких либо эмоций.
> Хорошо разбирается в анатомии. Может оказать первую помощь при лёгких ранениях.
ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ
Аудиозапись №0001
   Звук запустившейся пленки. Кхм... Не знаю с чего начать... Эх, пожалуй, стоит начать с самого начала. Это моя первая запись в аудиодневнике, который мне посоветовал вести мой психиатр. Всё дело в том, что у меня участились случаи провалов в памяти, и он считает, что это поможет мне. Что я из себя представляю? Жалкое зрелище вот что. Я возвращаюсь поздно ночью с очередного дежурства, прохожу привычным маршрутом в ванну, щёлкаю выключателем и всматриваюсь в зеркало. В ответ на меня смотрит жуткое измождённое существо, с воспалёнными от недосыпа глазами. Рот с тонкими, будто вырезанными из дерева, губами, щериться желтой улыбкой, а одного из резцов я давным-давно лишился, выбили в драке. На бледной коже уже давно не было даже малейшего намёка на загар, по долгу службы у меня просто не остаётся времени понежиться под лучами ласкового солнца. С такой внешностью вниманием прекрасного пола я, само собой, не обладаю, да оно мне собственно не нужно - я давно и беспросветно женат. Итого, к своим сорока шести годам я превратился в худое и сутулое существо. Именно существо - живущее по схеме дом, работа, дом. Хе-хе, когда-то я верил, что смогу этого избежать. Звук чиркнувших спичек. Гардероб мой не отличается разнообразием. Несколько брюк серого цвета, пара-тройка белых рубашек. Чёрные галстуки. Официальщина, навязанная мне родом деятельности. Из обуви же я предпочитаю носить классические туфли коричнево цвета. Я не слежу за модой. Помнится, когда я был молод и горяч, я любил краем глаза любоваться на своё отражение в витринах магазинов и отполированных до блеска автомобилях. Высокий, статный, симпатичный. Надвинутая на глаза серая фетровая шляпа придавала мне ореол загадочности, а в купе с плащом такого же цвета я был похож на героя какого-нибудь сериала для домохозяек. Я считал это чертовски крутым. За годы мой наряд совершенно не изменился, разве что стал чуточку потрёпанным, но он всё тот же. Вот только теперь я буквально источаю запах утиля, который давно пора убрать на чердак и подвергнуть забвению. Вот такой вот я, неказистый и посредственный. Заложник собственной судьбы, до недавнего времени уверенный, что я могу управлять ей. Щелчок, ознаменовавший конец плёнки.

Аудиозапись №0027
   Звук запустившейся пленки. Давненько я не обновлял записи своего дневника. Сколько уже прошло, два или три месяца? Не важно. О чём я могу рассказать в этот раз, сложный вопрос, мне ещё есть много о чём можно поведать. Пожалуй расскажу о своём характере. Характер у меня тяжелый, мало кто смог ужиться со мной дольше моей дорогой женушки. Нет, я не отличаюсь буйным нравом и неконтролируемой агрессией. Я не из тех слащавых личностей, которые жмут твою лапу, пряча за спиной нож. Просто все удары судьбы выточили из меня существо, практически лишенное эмоций. Нет, не так, вру. У меня есть эмоции, я боюсь, злюсь и удивляюсь, как и все. Вот только на публике стараюсь всего этого не проявлять, не люблю когда меня читают как раскрытую книгу. В остальном я такой же, как и большинство обывателей, окружающих меня. Я не лидер - не могу повести за собой народ, да и идти за кем-то я тоже не умею. Привык полагаться только на себя. Щелчок зажигалки. Хех, старый дурак. Меня наверно можно назвать хорошим парнем с очень большой натяжкой, не знаю почему Клэппи до сих пор со мной, возможно это уже привычка. На девушек я не засматриваюсь не потому что давно уже ничего сделать не могу или, прости Господи, кхм... неважно - просто меня вполне устраивает моя малышка Клэп. Наверное меня можно назвать хорошим семьянином, вот только дом построю, посажу дерево и сына выращу, тогда буду соответствовать идеалу. Ха-ха. Говорящий крикнул куда-то в сторону. Нет-нет дорогая, в комнате я не курю! Уже тише. Черт.... Щелчок, ознаменовавший конец плёнки.

Аудиозапись №0064
   Звук запустившейся пленки. Хммм, осень. Сменился очередной сезон, обновилась природа. Говорят что осень и весна - пора обострений психических заболеваний. Уж не знаю правда это или нет, но мои провалы в памяти стали всё чаще. Благо регулярное прослушивание моих записей позволяет мне сохранять чувство реальности. Надо поторопиться и успеть записать всё о себе. Да, точно - именно так я и поступлю, поведаю свою биографию. Говорить я буду очень мало, потому что не могу похвастаться уникальностью своей жизни. Родился я в маленьком и сонном городишке, что некогда был посёлком, который гордо носит название Оберн. Основан он был группой переселенцев из Нью-Йорка, что покинули мегаполис в поисках лучшей жизни. Мать моя и отец, упокой Господь их душу, воспитали меня достойным потомком. Я не занимался беспределом в юности, не имел проблем с законом. Я был достаточно начитанным и образованным ребенком. Разумеется что после школы я попал в институт, а далее судьба отправила меня пинком под зад в реальную жизнь. Меня всегда увлекали книги и фильмы о служителях закона, поэтому я пополнил ряды доблестных представителей органов правопорядка. Для этого мне пришлось покинуть родные пенаты и перебраться в Нью-Йорк, где я и осел, кажется, насовсем. Едва окончив полицейскую академию с отличием, я в скором времени был направлен служить в агентство частного сыска "Rat Caudam", где и работаю теперь по сей день. В свои двадцать шесть я встретил милашку Клэппи, Клэппи Онсворд. Эта бестия сводила меня с ума: изгибом шеи, милыми чертами лица, небрежным взмахом её ресниц. В общем всем. Немало усилий я приложил, чтобы заслужить её благосклонность. Глядя на нее мне хотелось заключить её в объятья и раствориться в равномерном звуке биения её крохотного сердца. И вот уже двадцать лет мы вместе, делим кров и спальное ложе. Детей у нас так и не появилось, как ни старались. Я довольно быстро пристрастился к алкоголю и сигаретам, за что и поплатился в дальнейшем. Ты глазом не успеешь моргнуть, как спустя время благодаря множественным осложнениям и табачному дыму ты превратишься в харкающего кровью туберкулёзника, что по-настоящему начинает ценить каждый свободный вдох. Клэп продержалась намного дольше меня, я поражался силе её духа. Она всё шутила, а потом Щелчок зажигалки. а потом она сломалась. Нет, она осталась всё такой же прекрасной женщиной, вот только задорная искорка в её взгляде потухла похоже навсегда. Сука судьба не жалеет своих подопечных, порой мне кажется что эта бестия - всего лишь молодой учёный, а мы - его подопытные крысы. Или лабораторные мыши, суть одна. Ей нравится ставить над нами опыты, подвергая всё большим и большим страданиям, терпеливо ожидая - когда придёт логичный конец. Так, что-то меня в философию понесло, конец записи. Щелчок, ознаменовавший конец плёнки.

---

СВЯЗЬ С ВАМИ	КАК ВЫ НАС НАШЛИ	ПЛАНЫ НА ИГРУ
https://vk.com/mrpinkerton	Партнёрство.	Детектив, триллер, повышенный рейтинг.

ПРОБНЫЙ ПОСТ

Прохладный вечерний ветер врывался в открытое нараспашку окно, чтобы в следующее мгновение запутаться в бордовых шторах, а затем, вырвавшись из плена тяжелой ткани, отправиться гулять по дому, исследуя каждый его уголок. Я стоял, облокотившись на подоконник, и, сквозь тонкую пелену табачного дыма, вглядывался в огни Нью-Фелисити, готовившегося отойти к беспокойному сну. Отблески многочисленных костров, гуляющих по каменной коже зданий, надрывные крики полицейских сирен и короткое тявканье выстрелов. За последние несколько месяцев это стало обыденностью. Той самой суровой реальностью, в которой мы были вынуждены жить дальше. Бросив взгляд на часы, я щелчком отправил сигаретный окурок в сторону, а затем принялся собираться на своё очередное дежурство. С выходом нового постановления от главы города, все представители органов правопорядка пополнили ряды «Гражданской Обороны», призванной следить за ситуацией на улицах города, и наше агентство не стало исключением. Если так подумать, то мои обязанности ничуть не изменились, разве что составлять отчёты теперь приходилось в два раза чаще. Пока что не прошло ни одной ночи без происшествий. Силам полиции и «ГО» ещё удаётся держать мирное население в относительном спокойствии, однако что-то подсказывало мне, что совсем скоро недовольство жителей дойдёт до своего пика, и они устремятся вперёд, сминая кордоны и игнорируя приказы остановиться. Оставалось лишь надеяться, что этот момент наступит как можно позднее.

   Проверив и убрав в кобуру свой верный «Имп», я накинул плащ и уже готов был покинуть дом, как вдруг за моей спиной раздался тихий голос супруги. Клэппи стояла в дверях спальни в одной лишь ночнушке, а внешний вид её был ещё хуже, чем вчера. Спутанная шерсть, явственные мешки под глазами, а также болезненная дрожь во всём теле, прекрасно дающая понять, что её сильно знобило. Всё это было признаками того, что её болезнь не собирается никуда отступать.
« -Ты опять в ночное.» Скорее констатировала, нежели задала вопрос Клэппи. Мне оставалось лишь молча кивнуть головой.
« -Но разве сегодня не очередь Шелби? Ты ведь и так выходил на дежурство вчера.»
« -Шелби… его больше нет.» Память услужливо показала мне окровавленное лицо молодого парня, что безвольно лежал на земле, укрытый лишь своей курткой. Метко брошенный кем-то из толпы камень угодил ему прямо в голову, сминая податливую плоть и дробя кости черепа. Ему просто не повезло в тот день. Понимающе опустив глаза и поджав губы, Клэппи подошла ко мне и, легонько ткнувшись в мою щёку, оставила на ней свой влажный поцелуй. Не имея права задерживаться, я надвинул шляпу на глаза и покинул дом, унося в своём сердце надежду на то, что смогу в него вернуться.

   Спешным шагом идя по улице, я пристально вслушивался в звуки этой ночи, обдумывая, что буду делать, если сложившаяся ситуация всё же выйдет из-под контроля. А побеспокоиться было о чём. Выдаваемая норма еды и воды сокращалась с каждым днём, и теперь составляла ровно половину от той, что была установлена изначально. Пару недель назад соседние государства окончательно открестились от проблемы, постигшей Нью-Фелисити, и закрыли свои границы от беженцев, не желающих медленно умирать от нехватки провизии и тепла. Но не это столь волновало меня. Клэппи никогда не отличалась крепким здоровьем. И вот сейчас, перед грядущими осенними холодами, она вновь слегла в постель, мучимая жаром. И мне, как и положено вставшему в очередь, было неизвестно, когда будут выданы необходимые лекарства и выдадут ли их вообще. Конечно, можно было надеяться на то, что моя супруга сможет побороть свой недуг и без них, однако за свою жизнь я привык предполагать самое худшее. Ещё можно было попытать счастья в Тренеске, крупном портовом городе, находящимся по ту сторону Великого Океана, ведь по слухам, там всего было в достатке и его жители продолжали жить как и ранее, вот только последний отбывший туда корабль так и не вернулся, а ведь прошло уже несколько месяцев с того момента. Как бы там ни было, действовать необходимо было без лишнего промедления, а я всё никак не мог найти подходящей для этого возможности.

   Так, погруженный в свои мысли, я медленно шел по улицам города, наполняя свои лёгкие новой порцией табачного дыма и лишь изредка останавливался, чтобы высветить тонким лучом фонаря тёмное нутро очередной подворотни. До утра, а значит и до конца моей смены, оставалось чуть меньше пяти часов. Только по истечению этого времени я смогу вернуться домой и, забравшись под одеяло, предаться столь желанному сну. Оставалось надеяться, что сегодня со мной не случится никаких происшествий.

   Холодный мрак августовской ночи нехотя, подобно тёмной воде в заросшем ряской пруду, расступался перед лучом фонаря, зажатого в моей лапе. Следуя по указанному маршруту, я лишь изредка сворачивал в очередную подворотню, дабы убедиться, что там никого нет. Чаще всего перед моими глазами возникала однотипная картина – горы мусора и груда разного тряпья, что источала кислый запах пота, являющаяся чьей-то кроватью. С каждым днём бездомных на улицах Нью-Фелисити становилось всё больше и больше. Их можно было встретить везде. Они сидели вдоль улиц и, пытаясь ухватить своими худыми руками очередного прохожего, заискивающим тоном выпрашивали милостыню. Они скрывались в заброшенных, полуразрушенных домах, с тихой ненавистью вглядываясь сквозь пелену мутных окон в лица тех, кто оказался удачливее них. Они разрозненными стайками крутились около дешевых закусочных, дожидаясь, когда кто-то из персонала не сжалится, и не вынесет им, словно подачку бездомным псам, остатки чьей-то трапезы. Люди и антропоморфы, среди них можно было встретить кого угодно. Беда всех равняет перед своим лицом. А я же усиленно гнал от себя мысли о том, что же произойдёт, когда все эти брошенные, никому не нужные существа, осознают, какой силой на самом деле являются.

   Миновав очередной поворот, я оказался на улице Дремянского, названной так в честь известного учёного, некогда открывшего способ получать энергию напрямую из солнечных лучей. На тот момент это оказалось прорывом в энергетической промышленности, а распространению его устройства был дан максимальный приоритет. Забавно, что в ситуации, когда небо оказалось затянуто непроглядной пеленой вулканического пепла, от его изобретения не было никакого толка. Этот район я знал, как свои пять пальцев. Мне стоило лишь самую малость отклониться от маршрута патрулирования, пройти пару кварталов вперёд, и я оказался бы у самого входа в агентство частного сыска «Rat Caudam». Когда я был там в последний раз, мне приходилось наблюдать, как Гарри, старый дикобраз, бывший охранником, накрепко заколачивал двери в здание, в котором я ежедневно появлялся на протяжении последних двадцати лет. В тот день «крысы» официально перестали существовать. Неплохой повод для того, чтобы выйти на пенсию, порой я даже жалел, что отказался от него. Подмываемый желанием вновь увидеть немаловажную частичку своей собственной истории, я уже хотел было свернуть, как вдруг рация на моём поясе ожила, и сквозь помехи радиоэфира до меня донёсся усталый голос диспетчера, лишенный всяких эмоций. Коротко пробормотав о том, что из района «А7» поступило сообщение о погибшей, он замолчал и вскоре потонул в сухом треске белого шума. Скрипнув зубами с досады, я отправился на поиски этого самого дома, за номером три.

   Найти нужное мне строение не составило труда. Всего через несколько минут я, стоя перед обшарпанными дверями в подъезд и обжигая свои лёгкие табачным дымом, собирался войти внутрь. Едва я переступил порог, как в нос мне ударил гнилостный запах мочи, вперемешку с острым ароматом фиалок, столь неуместных в этой обстановке. Нутро подъезда было темно, и лишь луч моего фонаря из последних сил разгонял окружающий меня мрак. Аккуратно переступая через горки мусора, раскиданного по лестничным пролётам, я высвечивал номера квартир, в поисках той, о которой говорил диспетчер. Цель моих поисков оказалась на третьем этаже. Массивная железная дверь, с искусно сделанной ручкой, была слегка приоткрытой, позволяя мне вскользь увидеть прихожую. Никого, лишь густая тьма. Откуда-то с нижних этажей доносился надрывный плач ребёнка, а меня, вошедшего в квартиру, встречала лишь холодная тишина того места, в котором совсем недавно теплилась жизнь.

   Труп был обнаружен мною в одной из двух просторных комнат. Пожилая женщина лежала на кровати, бережно укрытая цветастым одеялом, а у её изголовья тихонько шептал граммофон, вхолостую скользя иглой по матовой пластинке. Следов насильственной смерти при беглом осмотре обнаружено мною не было, очевидной причиной была лишь одна – старость. Бережно взяв в руки паспорт, оставленный таинственным информатором на столе, я, до боли напрягая глаза, приступил к «знакомству» с очередной жертвой этого города. Клара Бальони, семьдесят два года, уроженка Нью-Фелисити. Это всё, о чем мне столь услужливо поведала безликая бумага. Лишь выцветшая фотография служила свидетельством того, что некогда этот человек был жив. Отложив паспорт в сторону, я потянулся за рацией и, сделав короткий отчёт о том, что мною было обнаружено, запросил бригаду скорой помощи, чтобы они смогли доставить тело в морг.

   Стоя в полумраке комнаты, я имел удовольствие созерцать пустой и тёмный двор, а также несколько двухэтажных домов, находящихся прямо напротив меня. Окна, в которых некогда можно было увидеть отголоски чужой жизни, нынче были пусты и мертвы. Лишь в нескольких из них гуляло слабое зарево зажжённых свечей. Быть может, однажды в город вернутся те тишина и спокойствие, царившие здесь до извержения вулкана и дальнейших последствий этого события. А пока мы были вынуждены выживать в тех условиях, к которым попросту не были готовы. Интересно, как скоро наши потомки смогут вновь увидеть солнечный свет.

   Из объятий размышлений меня бесцеремонно вырвали несколько тёмных силуэтов, что копошились у одного из домов напротив. Отсюда мне было невозможно различить, кто это был, однако по их действиям легко можно было понять, что это точно не припозднившиеся владельцы, спешившие укрыться в стенах своего жилища до того, как на них наткнётся один из патрулей «ГО». Меж тем, пока я пытался понять, что же происходит, двое их них перебрались через забор и, замешкавшись у входной двери, растворились в тёмном нутре дома. Их же подельник остался стоять на улице, изредка оглядываясь по сторонам. Уже спустя несколько мгновений я несся вниз по лестнице, перескакивая за раз несколько ступенек и сжимая в ладони холодную рукоять фонарика. Оказавшись на улице, я спешным шагом пересёк двор и, даже не собираясь прятаться, поймал незнакомца в пятно света. Незнакомцем, а точнее незнакомкой, оказалась нага, возраст которой мне не удалось определить сходу.
« -Не двигаться. Вы нарушаете постановление о комендантском часе.» Зычно возвестил я, слегка отгибая полу плаща так, чтобы была видна рукоять моего табельного оружия. Мне оставалось надеяться, что нага будет достаточно благоразумна, и «Импу» не придётся лишний раз покидать своей кобуры. Меж тем, звенящую тишину, что была тонкой струной натянута между мной и девушкой, разорвало унывное завывание сирены скорой помощи, очевидно спешащей сюда по моему вызову.

   Но, как часто это бывает, внешность, по сути своей, является обманчивой. Вот и сейчас, при виде напуганной девушки, я поддался своим чувствам, нежели стал придерживаться данным мне указаниям, как следует поступать в подобной ситуации. В конце концов, не в каждом же мне видеть злоумышленника, помышляющего о том, чтобы нарушить закон. Убедив себя, что виденные мною силуэты были лишь причудливыми порождениями игры теней и моего воображения, а нага, заплутавшая в каменном лабиринте Нью-Фелисити, и в самом деле просто оказалась не в том месте и не в то время, я убрал лапу с рукояти револьвера. Уже собираясь предложить девушке свою помощь, я сделал один короткий шаг вперёд, как вдруг случилось то, о чём я в дальнейшем пожалел. Буквально вспыхнувшие ровным алым светом глаза наги заставили меня замешкаться, и уже в следующую секунду я ощутил тяжелый удар в живот, заставивший меня отлететь на несколько метров, после чего я крепко приложился спиной о фонарный столб. Ошеломлённый после столь внезапного нападения, я постарался выхватить «Имп» из кобуры и выстрелить в сторону девушки, однако тело моё не поспевало за мыслями. Лапы, налившиеся свинцовой тяжестью, попросту отказывались справляться с непослушной застёжкой, мешавшей мне достать оружие. Наконец, сумев справиться с ней, я попытался прицелиться в пляшущий перед моим взором силуэт наги, а затем дважды вдавил спусковой крючок. «Имп» оглушительно рявкнул, после чего картина мира начала обваливаться кусками битого стекла, погружая меня в омут беспамятства. Напоследок мне остался лишь солоноватый привкус крови на языке, да тишина.

   Плывя по волнам беспамятства, я видел свой далёкий, и оттого ещё более родной дом. Я стоял у калитки и не решался пройти во двор, сжимая в лапе холодную латунную ручку. Вся моя семья и родственники были там, они сидели за большим столом, что был вынесен из гостиной, и обедали. Порой кто-то из них говорил остроумную шутку и все остальные взрывались хохотом. Вся эта идиллия была так близка, но вместе с тем и слишком далека. Стоя и просто наблюдая за ними, я не замечал, как грозовые тучи застилали небо. Первая молния ударила в старое яблоневое дерево, отчего оно вспыхнуло как спичка. От внезапного раската грома затряслась земля, а вместе с ней стал рушиться дом. Я что-то кричал, но родня казалось, не видела всего этого, она продолжала также сидеть за столом, вот только с каждой секундой очертания их становились всё более расплывчатыми, как будто тело их было слеплено из податливого воска, который по неосторожности поднесли к огню, и теперь он таял, превращаясь в бесформенную лужу. Спустя пару мгновений наступила полная темнота, посреди которой стоял я и продолжал кричать, сжимая уцелевшую ручку от калитки.

   Реальность встретила меня грязной подворотней, тупой болью в животе и скребущими объятиями чахоточного кашля, выворачивающего мои лёгкие наизнанку. Не самый радушный приём, однако, порой бывало и хуже. Буквально чувствуя всем телом сухой треск рвущихся альвеол, мне только и оставалось, что судорожно глотать тяжелый воздух и отплёвываться густой вязкой кровью, наполнившей мою гортань. Наконец, когда приступ ослабил свою хватку, я, скрипя зубами от бессильной злобы, смог побороть самого себя и подняться на ноги. Всё, чего мне сейчас хотелось, это поскорее покинуть этот двор. Намного позже я обнаружил себя бредущим к своему дому с таким чувством, словно постарел лет на двадцать. Вот только в этом городе уже никто больше не уважает стариков. Грязный тротуар извивался под моими ногами, подобно змеиному хвосту, а тихо тлеющая сигарета обжигала глаза своим алым светом всякий раз, когда я вновь наполнял лёгкие табачным дымом. Так, блуждая в переплетении улиц, я не заметил, как дошел до своего крохотного островка тепла и уюта. Точнее до того, что от него осталось.

   Что должен ощущать человек, стоя перед тем, что некогда считал своим домом? Лично я не могу ответить на этот вопрос, ведь события тех нескольких часов не удосужились отложиться в моей памяти. Уже потом, сидя на крыльце и вглядываясь в многочисленные ожоги, покрывающие мои ладони, я вспоминал, как лихорадочно разгребал ещё тлеющие обломки в тщетных попытках отыскать хотя бы маленькую подсказку о том, что случилось с Клэппи. Погибла. А вместе с ней огонь обглодал всё то, что делало меня тем, кем я являлся. Теперь о прежнем Артуре напоминала лишь семейная фотография, бережно хранимая в потёртом бумажнике. Бродя по обломкам своей прошлой жизни, я наткнулся на мистера Элила, одного из немногих оставшихся соседей. Он то и рассказал мне, что тело Клэппи забрал экипаж скорой помощи и повёз в морг. В любом случае, это было уже не важно. Покидая дом, я уносил с собой лишь чудом уцелевший сборник стихов и кусачий комок горечи утраты, что, подобно пауку, тут же принялся плести свои тенета в моей душе.

   Небо потихоньку стало сменять свой цвет с чёрного, как смоль, на бледно серый. Это значило что там, за плотным пологом вулканического пепла, вновь взошло солнце, знаменуя новый день. Он застал меня, бесцельно бредущим по улицам города. Мои кости зудели от сырости, а рассудок, подобно корабельному червю тередо, точила одна единственная мысль. Зачем? Зачем продолжать что-то делать, ведь уже никто не оценит твоих стараний. Осталось лишь найти угол потемнее, дабы там всё закончилось. Подкреплённая изрядной долей дешевого алкоголя, что радушный бармен выдавал за качественный виски, эта мысль уже не казалась мне столь нелепой. На самой границе моего зрения появилась фигура молодого парня, неспешно идущего мне навстречу. Определить его видовую принадлежность я не смог, да и не собирался вовсе. Всё, чего я сейчас хотел, это выплеснуть накопившуюся злобу и обиду, а ему просто не повезло встретиться мне на пути.
« -Эй ты, а н-ну подойди сюд-да, мне с тобой пог-говорить надо!» Крикнул я еле ворочая языком, стараясь привлечь внимание незнакомца. Тот лишь замедлил свой шаг, а затем задал вопрос, от которого нутро моё вскипело черной злобой. Что случилось? Откуда он имел право знать, что же со мной случилось?! Без лишних слов я бросился вперёд, желая как можно скорее расквитаться со своим обидчиком.

   Трезвость рассудка вернулась ко мне спустя несколько часов, а вместе с ней вернулась и боль, что свинцовыми оковами стягивала моё тело. Распластавшись чёрной кляксой в сточной канаве, я с трудом открыл заплывшие глаза, чтобы увидеть над собой лишь серое небо. Моё сознание казалось мне сейчас развалинами потерянной цивилизации, но не потому, что в нём сейчас царил беспорядок, а потому, что оно напоминало мне, каким культурным я был раньше. Но всё это в прошлом. В прошлом, которое смотрит на меня с выцветшей фотографии в бумажнике. Старость в очередной раз преподала мне урок о том, что у меня нет никаких поблажек, особенно перед тем, кто оказался моложе и сильнее меня. Как можно было описать того парня? Есть только одно слово, которое характеризует его – профессионал. Складывалось впечатление, что он был ожившей статуей, давать ему сдачи было равносильно избиению каменной стены. Потому-то, придя в себя, мне не хотелось лишний раз шевелиться. Всё, что мне оставалось делать, это внимательно изучать сбитые костяшки и смаковать металлический привкус крови на языке, сочившейся из разбитой губы. Будь моя воля, я бы так и пролежал всё отведённое мне время и даже не шелохнулся бы, с места не сдвинулся, если бы не одно «но».

   Люк, скрывающий ход в канализацию, что подобно опухоли угнездилась под мостовыми Нью-Фелисити, с натужным скрипом отъехал в сторону, а затем из лаза высунулась облезлая морда кота. Судя по его виду, легко было догадаться, что он уже не первый день обитает в этих тоннелях. Оборванное ухо, опаленные усы, фингал под единственным уцелевшим глазом: очередной бездомный, брошенный на произвол судьбы. Облачён он был в нечто, смутно напоминавшее строгий деловой костюм, который был уже порядком затаскан, а рукава на пиджаке и вовсе были обрезаны. Покинув своё укрытие, он вернул чугунный блин люка на прежнее место, а затем, озираясь по сторонам, стал осторожно двигаться в мою сторону. Было неясно, принял ли он меня за покойника, на которого я был более похож, или же попросту посчитал, что я являюсь лёгкой добычей, не способной дать отпор. Вероятнее всего первое, ведь уже спустя пару мгновений кот, без лишних слов запустивший свои лапы в мои карманы, принялся с усердием шарить по ним, в надежде найти хоть что-то ценное. И лишь сдавленный хрип, с трудом вырвавшийся из моей пересохшей глотки, заставил его отшатнуться прочь. Склонившись надо мной, он несколько раз щёлкнул пальцами перед моим носом, а затем, убедившись в наличии реакции, достал из тощего рюкзака, висевшего у него за спиной, бутылку с чем-то мутным, вероятнее всего водой. Поднеся горлышко к моим губам, он позволил мне сделать первый глоток, после которого нутро моё вспыхнуло огнём. Закашлявшись, я завалился на бок, однако кот, оказавшийся на удивление сильным, быстро подхватил меня и усадил, прислонив спиной к стене.

   Наконец, когда ко мне вернулась возможность сколь-нибудь внятно соображать, я посмотрел на своего спасителя и смог лишь коротко кивнуть ему, скривив уголки распухших губ в некоем подобии улыбки. Получилось так себе.
« -Марти.» Сухо представился кот, усевшийся рядом со мной и доставший из кармана пачку сигарет. Прикурив одну из них, он посмотрел на меня, и, получив утвердительный кивок, протянул мне.
« -И как ты здесь оказался?» Задал напрашивающийся в первую очередь вопрос Марти.
« -Говорят, что от любопытства кошка сдохла.» Только и сумел выдавить я из себя, вместе с горьким табачным дымом. Рассказывать своему новому знакомому, каким это образом я, будучи избитым, оказался валяться в сточной канаве, у меня не было ни желания, ни сил.
« -Но, удовлетворив его, она воскресла.» Ответил облезлый, криво ухмыльнувшись и продемонстрировав мне выбитый клык.
« -Все мы знаем эту присказку. Ладно, давай приходи в себя, а потом двигай за мной. Отведу тебя к тем, кто сможет помочь.» Долго уговаривать меня не пришлось и, докурив, я стал с трудом подниматься, ища поддержки у холодной бетонной стены. За это время кот вновь сдвинул люк в сторону и, дождавшись меня, жестом поманил за собой, в темноту канализации.

   Пока мы блуждали по тоннелям, Марти успел поведать мне о жизни тех, кто нашел своё убежище под городом. По сути своей, это был один из многочисленных притонов, коих по всему Нью-Фелисити можно уже было насчитать несколько десятков. Все те, кто по каким-то причинам лишились своего крова, сбивались в стаи и выживали за счёт «коллективного хозяйства». Сделав нажим на этом слове, облезлый покосился на меня, покорно идущего след в след. Понятно было, что это самое «хозяйство» добывалось посредством грабежа и мародёрства, всего того, с чем я некогда был призван бороться. Однако, меня это уже не волновало, равно как и не волновала моя собственная судьба. За все двадцать лет я так и не смог сделать этот город лучше, глупо было бы надеяться, что у меня что-то получится в этот раз.

   Марти, шедший впереди, вдруг замер на месте и погасил фонарь, оставляя нас в кромешной тьме. Столь бесцеремонно вырванный из своих мыслей, я не сразу услышал плеск воды и чьё-то шумное дыхание. Кто-то шел нам прямо навстречу. Конечно, это мог быть кто-то из знакомых кота, но ведь очевидно же, что этими тоннелями могли пользоваться и другие. Даже сквозь царившую пелену смрада и разложения чувствовался слабый мускусный запах тревоги. По сводам канализации впереди загуляло пятно света, однако его было недостаточно, чтобы разглядеть, кто же это шел впереди. Нервно глянув на меня, кот потянулся и достал из кармана раскладной нож, явно намереваясь использовать его в случае чего. Я же лишь нащупал в кобуре рукоять тазера и принялся ждать. Уже через секунду слабый луч фонаря высветил нас, и мы смогли воочию разглядеть высокого и поджарого оленя, с ног до головы перепачканного грязью.
« -Ты кто таков?» С нажимом в голосе спросил Марти, готовый в случае чего броситься на незнакомца.

   Он оказался медик. Такой же служитель обществу, как и я. Зимой, в первые недели после случившегося извержения, у них было работы не меньше, а порой и на порядок больше, чем у нас. Несколько суток подряд город полнился надрывным плачем сирен скорой помощи, что мчались на вызовы, и всё равно не могли успеть. А потом они стихли, одна за другой. Следом за этим стали закрываться аптеки, а при попытках дозвониться в больницу, монотонный голос автоответчика просил подождать, пока не освободится линия, или же вовсе сухо трещал гудками в телефонной трубке. Насколько мне было известно, в скором времени, по указанию правительства Нью-Фелисити, все доступные медикаменты, равно как и весь оставшийся персонал, собрали в госпитале Талука. Это было единственное место, где ещё могли оказать необходимую помощь, вот только сначала нужно было дождаться своей очереди. Клэппи не хватило лишь чуть-чуть времени.

   В этой непростой ситуации, служители красного креста были первыми, кто получил особые привилегии. Мало того, что у каждого из них имелся пропуск, с которым они могли спокойно миновать кордоны «ГО», расставленные на улицах города, так ещё и норма выдаваемой им еды и воды была несколько выше, чем у простого рабочего с завода. Кто-то этому завидовал, кто-то злился на них за это.  Я же считал, что это равноценная плата, за то количество работы, что свалилась на их плечи. В свою очередь, все остальные понимали, что с врачами гораздо выгоднее дружить, ведь только они, при необходимости, могли достать жизненно необходимые лекарства, обходя все существующие запреты. Не за просто так, конечно.

   Видя, что случайно встреченный нами олень и впрямь был безоружен, Марти несколько расслабился, опуская лапу с зажатым в ней ножом, однако и не убирая его вовсе. И впрямь, этот незнакомец выглядел немногим лучше меня. Вся его одежда была покрыта слоем грязи и отходов, а во взгляде читалась лишь усталость, вперемешку с бессильной злобой. Было ему лет сорок, быть может, или сорок пять. Одним словом, он был не на много младше меня. Еле заметная, в слабом луче фонаря, паутина морщин на его морде и то, с каким спокойствием он держался, выдавали в нём бывалого зверя. Однако, как бы там ни было, нам с ним было не по пути. Было слишком очевидно, что этот олень спустился в канализацию не просто так, да и какие могут быть дела у медика, в этом пропахшем дерьмом и смертью, месте.

   « -Туда.» Коротко ответил я, разорвав сгустившуюся меж нами тишину, махнув лапой в ту сторону, откуда пришли мы с Марти. Однако, едва я сделал шаг вперёд, намеревайся идти дальше, как ощутил цепкую хватку кота на своём плече.
« -Послушай, я, конечно, понимаю, что нынче каждый сам за себя.» Споро зашептал мне на ухо облезлый. « -Однако, такое знакомство нам точно не повредит.»
« -Чем же?» Мне хотелось как можно скорее разойтись с этим оленем и уйти как можно дальше от этого места. В конце концов, я даже не был уверен, что он действительно является тем, за кого себя выдал. Быть может, это был очередной бездомный, по чистой случайности нашедший форму, и решивший использовать её в своих целях.
« -Сам посуди, он медик. А что у нас нынче ценится не меньше, чем еда и вода?»
« -Медикаменты.»
« -Правильно. И если мы ему поможем, то будем иметь полное право потребовать их взамен, в качестве платы.»
« -Всё равно я про…» Хотел уже возразить я, однако Марти меня перебил.
« -Знаешь, я ведь мог так же пройти мимо тебя. И ты мне, кстати, тоже должен.»  Спокойным голосом проговорил кот.
« -Ладно, но своего мнения я не изменю.»
« -Мне этого и не надо. Эй ты.» Обратился он уже к оленю, что дожидался, пока мы закончим шептаться. « -Можешь пойти с нами,  нам с тобой по пути на поверхность.»

   Дальше мы шли уже в полном молчании и втроём. Марти пристально вглядывался во тьму, разгоняемую лучом его фонаря, а олень, скорее всего, как и я, был погружен в свои мысли. Я уже потерял счёт бесконечным поворотам и развилкам, которые мы прошли, и отчасти был благодарен судьбе за то, что она послала мне такого провожатого. Без него я бы быстро заблудился здесь и сгинул, без возможности вновь подняться на свежий воздух. Конечно, мне и ранее доводилось спускаться в городскую канализацию, однако, тогда время было другое, да и я не ставил перед собой цель заучивать все эти переходы. Нос мой окончательно лишился чувствительности, спасая меня от невообразимого амбре, царившего в этом месте, а звук наших шагов, гулким эхом отскакивающий от низких сводов, и гуляющий среди переплетений труб, надёжно скрывал посторонние шумы. Оттого-то мы так поздно смогли их заметить.

   Они появились совершенно внезапно. Несколько молодых парней, одетых в лохмотья, вышли из неприметного ответвления, перегородив нам дорогу.
« -Так, и кто тут у нас?» Проговорил один, самый крепкий среди них. Правая половина его лица была изуродована ожогом, из-за которого он лишился уха, а на рукаве рваной куртки красовалась нашивка, с неизвестной мне символикой. Было очевидно, что он был лидером этой шайки мелкой шпаны. По тону говорившего и выражению лиц его товарищей, можно было легко понять, чего они хотят. Вот только ни я, ни тем более Марти совсем не желали расставаться со своими вещами.
« -Тут у нас те, перед кем ты сейчас извинишься, а затем уступишь дорогу.» Немедля съязвил кот, светя фонарём прямо в лица подростков, заставляя тех щуриться.
« -Разве? А вот я так не думаю, дядя.» Только и сказал крепыш, после чего бросился на облезлого. Я меж тем тоже не пожелал стоять в стороне, ринувшись на одного из тех, кто решил на нас нажиться. Каждое резкое движение отдавалось ноющей болью в моём теле, однако и противник оказался под стать мне. Обмениваясь с ним ударами, у меня получилось выбить того из равновесия, после чего я одним коротким хуком в голову отправить лежать на землю. Однако в следующее мгновение я сам был повален в нечистоты, а после чего на спину мою обрушился град ударов. Стиснув зубы от боли, мне всё же удалось подняться, а затем я просто начал размахивать своей дубинкой в разные стороны, в надежде зацепить хоть кого-то из нападавших. Из-за грязи, стекавшей по моей морде, мне было совершенно не видно, что происходит кругом, как вдруг в стенах тоннеля несколько раз громко рявкнул пистолет. После чего послышался чей-то болезненный вскрик, а затем звук удирающих ног. Утерев морду, я обнаружил следующую картину. Встреченный нами олень пытался отдышаться, потирая свою шею. На земле неподвижно лежал один из парней, очевидно подстреленный. А рядом с ним, прислонившись спиной к стене, сидел Марти, прижимая лапы к животу.
« -Ты представляешь, всё же попал.» С некоторой обидой в голосе проговорил он, глядя на меня. « -Правда перед этим своему дружку голову разворотил.» Меж нами воцарилось молчание. Сунув лапу в карман плаща, я нащупал там смятую пачку, в которой осталась последняя сигарета. Прикурив её, я посмотрел на кота, и, получив утвердительный кивок, протянул ему.
« -Артур.» Наконец решил представиться я тому, кто дважды спас мою жизнь.
« -Значит, я удовлетворил своё любопытство, теперь и умирать не страшно.» С трудом выдавив из себя смешок, отозвался Марти. Он умирал, а я был не в состоянии помочь. Ему просто не повезло.
« -Знаешь, до всего до этого, я ведь был уважаемым зверем.» Вновь заговорил облезлый, уже с трудом шевеля бледнеющими губами. « -Я занимал высокий пост. Жил в роскошном доме. Ездил на дорогой машине. У меня была красавица жена и очаровательная дочка.» Речь его становилась всё более бессвязной, а воздух, вперемешку с табачным дымом, выходил из лёгких с противным тихим шипением при каждом новом выдохе.
« -Мне просто не повезло остаться здесь. Всех моих денег хватило лишь на то, чтобы посадить Молли и Ким на пароход до Тренеска. Я ведь поступил правильно?» Удовлетворившись моим лёгким кивком, он прикрыл свой единственный глаз и продолжил.
« -Забавно, мы не дошли совсем чуть-чуть. До выхода на поверхность осталось каких-то сто метров.» Эти слова пронеслись в моём сознании как электрический разряд. Сто метров, всего сто метров. И вместо того, чтобы бежать за помощью, я всё ещё сидел здесь.
« -Не волнуйся, у нас у кошек, девять жизней.» Видимо поняв мои намерения, проговорил Марти. « -Знаешь, я же сказал, что ты мне должен, однако в этом случае я могу тебя лишь просить. Если ты волей судьбы попадешь в Тренеск, разыщи мою супругу и передай ей, что я умирал не в одиночестве, хорошо?» И только после того, как получил от меня очередной короткий кивок, Марти сомкнул веки, а вскоре его прерывистое дыхание окончательно стихло. Ещё одно тело досталось на съедение канализационным крысам. Ирония заключалась в том, что при жизни он был котом. Поднявшись с земли, я кивком поманил за собой оленя, а затем отправился в сторону выхода из этих катакомб.

   Улица встретила нас ветром и холодным чёрным дождём. Это уже давно стало обыденностью, вулканический пепел был повсюду. Надвинув свою шляпу сильнее на глаза, я пошел вперёд, в поисках ориентиров того самого притона, про который рассказывал мне Марти. Сейчас это было единственным местом, где я мог прийти в себя. Конечно, я мог забраться в любой пустующий дом, однако долго без еды и воды я не протянул бы, да и был риск попасться патрулю «ГО», а свой жетон я выбросил в огонь, что плясал на обломках моего бывшего дома. Так что у меня не было выбора. Наконец, мне удалось разглядеть сквозь чёрную пелену дождя дорожный знак, предупреждающий детей об опасности на дорогах, накрепко прикрученный к фонарному столбу, напротив одного из домов. Мой стук глухими волнами пошел по железной двери, скрывающей нутро притона, а затем из-за неё донёсся чей-то грубый голос, поинтересовавшийся о том, кто я, и зачем явился. И лишь после того как я коротко буркнул, что пришел от Мартина, до моих ушей донёсся звук отодвигаемой задвижки.

   « -Ты со мной?» Скорее для вида спросил я у оленя и, не дожидаясь ответа, потянул дверь на себя, переступая порог. Оказавшись внутри притона, мне повстречались три вещи. Первая ожидаемая: вопросы. Вторая неприятная, а точнее для меня был неприятен мой внешний вид, который, пляшущий в мутной глади зеркала, был мне попросту незнаком. А третья неожиданная: запах. Знакомый запах, который витал среди многочисленных ароматов немытых тел, еды, дешевого алкоголя и чьей-то блевоты. Запах сухой чешуи.

   Если бы кто-то ещё пару недель назад спросил меня, как обстановка, я бы ответил – мир умирает. Сейчас же, стоя посреди полутёмной комнаты, на стенах которой плясали угловатые тени, отбрасываемые одной-единственной уцелевшей лампочкой, ко мне пришло понимание - мир уже давно умер, я просто не желал замечать этого. Выполняя свою работу, я свято верил, что общими усилиями мы сможем возродить Нью-Фелисити из пепла, вернуть ему его былое величие. Огородившись от всего своими повседневными заботами, я стал не более чем могильным червём. Копошась в застывшем трупе некогда знакомого мне города, я не тревожился о том, что произойдёт, когда он сгниёт окончательно. Теперь же мне довелось увидеть изнанку происходящего. Голые стены, покрытые белёсыми пятнами плесени и тёмными разводами чьей-то мочи. Пол, усеянный разного рода мусором и пустыми бутылками. И тела. Десятки, если не сотни грязных, давно не мытых тел, лежали вокруг меня. Молодые и старые, мужчины и женщины, люди и антропоморфы. Все они были призраками, лишь слабыми отголосками тех личностей, коими некогда были. Сломанные обстоятельствами, дешевым алкоголем и наркотиками, они нашли здесь своё последние пристанище, прежде чем окончательно покинуть этот мир. Я же сейчас внимательно наблюдал лицо молодой наги, выпачканное в грязи и копоти, отделённый от неё дулом своего револьвера. Палец мой, застывший на спусковом крючке, ещё долю секунды помедлил, а затем сжался, спуская курок.

Несколькими минутами ранее.

   Если бы кто-то ещё пару дней назад спросил меня, где я буду жить, я бы ответил – дома. Сейчас же, стоя перед небольшим, грязным зеркалом, и вглядываясь в отражение своей измождённой морды, ко мне пришло понимание -  у меня уже никогда не будет дома, и мне предстоит с этим жить. Прислушиваясь к разговору оленя и бульдога, что пришел сменить крысу, впустившую нас в этот притон, я старался не думать об этих мешках под глазами и многочисленных ссадинах, что сплошь и рядом покрывали моё тело. Всё, чего я желал, это есть, пить и спать. Простые потребности всякого живого существа, что стремится прожить, как можно дольше. Правда, нынешняя обстановка в городе скорее напоминала выживание. Сильный рвал слабого, защищая собственные интересы и уже даже не задумываясь о том, как бы сложилась его жизнь, поступи он иначе. Кто-то воспринял падение Нью-Фелисити, как долгожданную возможность жить так, как ему захочется, таковых было меньшинство. Кто-то был попросту вынужден приспособиться к новым условиям жизни, постепенно отсекая, ставшие вредоносными атавизмами, навыки существования в социуме. А кто-то просто испугался. Загнав себя в клетку собственного безумия, они уже не различали, кто свой, а кто чужой, готовые броситься на любого, подобно диким зверям. Я мог лишь надеяться, что у меня выйдет как можно дольше избегать подобной участи.

   Если бы кто-то ещё пару минут назад спросил меня, как я поступил с той, кого по праву считал отправной точкой всех постигнувших меня неудач, я бы ответил – убил. Сейчас же, стоя на коленях на грязном полу комнаты, я сжимал в лапе незаряженный револьвер, и пытался безуспешно убедить себя, что поступал правильно. Я обнаружил нагу в одной из комнат, отведённых под жилой помещение. Она лежала среди других таких же бездомных и, укрытая тонким шерстяным одеялом, казалось, спала. По мере приближения к ней, запах, схожий с ароматом горелой пластмассы, становился всё сильней и сильнее. Глубоко вгрызаясь мне в ноздри, он плотным заслоном перекрывал тот смрад, что источали спящие кругом, и я сам. Наконец, когда я отыскал девушку, моя обида и злость достигли своего пика. Снедаемый ими, я без колебаний достал из кобуры свой «Имп» и, прицелившись в голову наги, уже был готов нажать на спусковой крючок, давая волю своей мести. Именно в этот момент она повернула свою голову, внимательно изучая меня своими алыми глазами. Совсем ещё ребенок, не старше двадцати лет. По какой такой случайности она оказалась здесь, среди прочих бездомных? Учитывая её внешний вид, провела она в этом месте уже не один, и даже не два дня. Неужели я, поклявшийся некогда защищать жителей этого города, позволил своим собственным интересам встать превыше всего? Однако палец мой, застывший на спусковом крючке, уже сжался, спуская курок, а после по комнате разнёсся сухой щелчок, за которым не последовало выстрела. Упав на колени, я был не в силах посмотреть на нагу, осознавая чудовищность своих помыслов и поступка.
« -Прости.» Только и смог я выдавить из себя, прежде чем горло моё перехватили цепкие тиски. Вот только впервые за несколько лет виною был не очередной приступ чахоточного кашля, а слёзы отчаяния и сожаления.