МЕСТО И ДАТА РОЖДЕНИЯ, ВОЗРАСТ
Я родился в Нью-Йорке, 11 августа 1976 года и сейчас мне… должно быть 39 лет
РОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Большинству людей я известен, как владелец парочки клубов в туристическом центре Сан-Антонио, из тех, что открыты каждую ночь и в которые стекаются толпы туристов, опухнув от скучных достопримечательностей. Меньшинству – как человек, которому принадлежит Сан-Антонио и изрядный кусок границы с Мексикой. Для этих людей я – владелец оружейного и наркотрафика. Помимо этого, когда нужно, я помогаю своим друзьям из  Perros del desierto  перекинуть через границу мексикашек. А другие мои друзья с сахарной Кубы привозят мне кубинок, на чьих бедрах мы скатываем сигары высшего сорта, чтобы отметить очередную сделку.
ФЕЙРУМНОСТЬ
Однажды одна давалка, отсутствие мозгов и резинки наградили меня способностями, так что теперь я бета фейрумный. Должен признать, это не самый худший вариант, который я мог от нее подхватить.
СВОЙСТВО 
И, кстати, это оказалась не самая худшая способность. Регенерация избавила меня от десятка другого шрамов.
АРТЕФАКТ 
А чтобы не так-то просто было каждому встречному покопаться в моей башке, на моей шее болтается артефакт, дающий ментальный щит. Серебряный черепок на цепочке, раскрашенный в такие жуткие цвета, будто я купил его в сувенирной лавке на фестивале Дня мертвых в Мексике. Подарок от Perros del desierto, и клянусь богом, из него до сих пор не выветрился дух псины, которым пропахли эти мексикашки.

---

БЛИЖАЙШИЕ РОДСТВЕННИКИ
Что ж, у меня все еще есть моя сестрица - Ава Делахант
которая после моего ухода разродилась сыном, а для меня племянником - Джейкобом Делахант (на самом деле сыном, о чем Маркус не знает)
НАВЫКИ И УМЕНИЯ
Все ли в Америке умеют водить? Мне кажется да, и я не исключение. Никаких изысков вроде вертолета, но уж машину вожу на твердую четверку это точно. Отлично готовлю, могу и умею варить кофе. И еще я умею разбираться в людях. Не всех стоит встречать по одежке, поверьте мне. А что я никогда не стал бы указывать в резюме среди приобретенных навыков?
Я тот еще харизматичный ублюдок и неплохой актер. Нет, серьезно, я давно понял, что удобнее всего работать с людьми, когда они видят тебя таким, каким ты себя показываешь. Сколько народа обманулось моим бесконечно потерянным выражением лица? Я не считал. Так что да, вру я просто отлично. За время жизни на улице я научился хорошо воровать.  А за время которое следовало после улиц я научился стрелять из всего, что возможно достать и продать или купить на территории штатов.  Особенно из револьвера. Не то чтобы я питал слабость к вестернам, просто невозможно жить в Техасе и не вылизать свое обращение с револьвером. Иначе какой ты техасец? Но грош цена тому, кто умеет только жать на спусковой крючок. Меня никогда не хватало на то, чтобы действительно заняться чем-то вроде бокса или какого-то стиля посвободнее. Но, как часто вам приходится устраивать спарринг на улице или в баре? Куда чаще это называется не бой, а обычная драка без правил. И вот драться я умею. Не знаю, как по мне, так я еще и первую помощь окажу. Тряпку найду, конечность перевяжу, разок даже пулю вынул! И между прочим сдох Сэм наверняка не от этого, просто спать надо нормально и трахаться поменьше. Но наш док отчего-то другого мнения. Да и хрен с ним!

ВНЕШНИЕ ПРИМЕТЫ
Кого вы видите перед собой? Потерянное, забитое существо или нормального мужика? Я и говорить умею по-разному. При желании даже заикаться могу. Потерянный взгляд, руки в карманах, закусанная нижняя губа. Уже раздражает, да? Но, обычно я никогда не держу руки в карманах, что за тупая привычка? У меня вообще довольно подвижная жестикуляция. Расправленные плечи и немного склоненная голова, если я и правда над чем-то задумался. Дока бесит, что я постоянно оглядываю себя на предмет прилипшей шерсти, хотя я давно говорил, что ему пора перестать возиться с этими тварями. С теми тварями, с любыми тварями. Они вечно линяют и их шерсть, вместе с вонью летят повсюду. А мне совсем не надо, чтобы к моему дорогому парфюму примешивалась животная вонь.

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ
Что вы сейчас хотите услышать? Что жизнь моя была полна лишений? Что я был брошен родителями с младенчества, меня растили улицы и в двенадцать я познал на вкус героин и член физрука? Да черта с два! С самого рождения у меня было все, я катался как сыр в масле. Особняк, семья, папаша, который нарадоваться на меня не мог и бизнес, обещанный мне по наследству. Так какого же хрена я сейчас еду в поезде Новый Орлеан - Нью-Йорк? О, на это есть масса причин, и моя любовь к поездам далеко не главная из них. Но с чего же все началось?
Обычно для людей все начинается с момента их рождения. Для кого-то – со времен первых воспоминаний. Ну, выходит примерно лет с пяти. Для некоторых извращенцев все начинается где-то среди корней их генеалогического дерева, то есть парой-тройкой-пятеркой-десяткой поколений назад. Для меня все началось 20 лет назад, когда я был с позором вытурен из собственного дома. А все потому, что я относился к тем самым извращенцам, считающим, будто все началось когда-то раньше, еще до моего рождения. Было выстроено чужими руками, чужими стараниями, а мне, чтобы все это прибрать к рукам, достаточно просто родиться от семени своего родителя. Прискорбно, но родитель мой считал так же, так что первые 20 лет своей, на тот момент совершенно никчемной, жизни я ни о чем не парился. И единственной моей заботой было, как бы бабка не застукала, как под обеденным столом я лезу пальцами под юбку своей сестре, после чего этими же пальцами передаю кому-то хлеб или миску салата. А вот Ава тогда была взрослее меня, хоть и родилась на год позже. Так что до нее намного раньше дошло, что любая вещь в этом мире станет твоей, только если ты сумеешь ее взять. Ревнивая сука, умудрилась вломиться в комнату, пока подо мной стонала другая девка. И надо ж было такому случиться, что именно эта девка по долгу службы обязана махать перед носом у народа значком детектива. Я уже сказал, что Ава всегда была ревнивой сукой? Я даже оглянуться не успел, как она все ловко обставила, и вся семья предъявила мне обвинение в измене, предательстве, заодно повесив на меня и все последние проколы, которые случились у нас. Папаши к тому времени уже не было на свете, так что защиты искать мне было не у кого. А Ава, боже, сама доброта, любезно предоставила мне три часа, чтобы убраться из города и больше никогда не показываться на глаза семье. Думаете моя «взрослая» жизнь началась в тот момент, когда я сбежал из Нью-Йорка? О, нет, вначале я прокутил всю ту наличность, которую успел прихватить с собой. Тяжело соображать, когда в башке ровным счетом ничего нет. Чтобы начать соображать надо подготовить некоторый фундамент. И подготовка его началась, когда меня выперли из отеля в Атланте. Я бы рад сказать, что в кармане у меня оставалось двадцать центов и из этого я сколотил себе то, что имею сейчас, но нет. Все что было в моем кармане это использованный гандон и обертка от жвачки. Как можно выжить с таким набором?
И вот тогда начались первые уроки нормальной взрослой жизни. Как оказалось, я имею такую вредную привычку, как есть, а окружающие люди совсем не готовы делиться со мной едой лишь за мой богатый внутренний мир. Работать? Кто придумал это дурацкое слово? Но, я  пытался, честно. Вот только получалось это из рук вон плохо, то ли с непривычки, то ли от нежелания вообще что-то делать и непонимания как жить дальше. Вся наличность тут же спускалась на алкоголь, подешевле лишь бы побольше. Так что надолго я нигде не задерживался, включая женские койки, к которым, как правило, прилагалось жилье. Оказывается ни работодателям, ни бабам не нравится, когда ты вечно бухой и не имеешь ни гроша за спиной. В итоге от меня шарахались как первые, так и вторые.
Это забавное чувство, когда жизнь впервые по-настоящему бьет тебя по яйцам. Сколько прошло тогда времени? Не помню, наверное, около года. Около года я, мать его, влачил свое существование в переулках, сидя на земле с протянутой рукой. Около года я воровал куски хлеба и был каждый раз бит, если делал это недостаточно проворно или не на своей территории, читай – недостаточно проворно. Около года я находил объедки по помойкам, а после этого загибался в луже собственной блевоты, когда мои изнеженные кишки были не в состоянии переварить съеденное. Прошло около года, прежде чем я нарвался не на тех людей в своих попытках разжиться мелочью из чужого кошелька. Но, знаете, если задуматься, это были самые правильные люди, которых я тогда вообще мог встретить. Мне отбили внутренности ровно до того состояния, при котором я еще мог передвигаться и четко дали понять, что за свою неудачную попытку я буду расплачиваться очень долго. И я расплачивался. Кто бы мог подумать, что вчерашний наследник целой фейрумной империи станет жалким наркокурьером. И вот тут-то ко мне и начала возвращаться жизнь. Нет, не от того, что каждый вытирал об меня ноги, не от того, что ниже пасть было уже сложно. А от того, что перед моими глазами наконец-то происходило все то, что растолковывал мне мой папаша. Как выяснилось, я много чего запомнил и его лекций. Далеко не каждый любит, когда его учат, как вести свои дела. Мне повезло, что среди тех людей нашлись такие, кто был в состоянии прислушаться ко мне. Ведь даже такому ничтожеству как я было видно, что дела они проворачивают настолько топорно, что по всем нам сидел и плакал коп. Плакал от смеха. И вот оно. Вот тот момент, когда я могу запустить руку в карман, вынуть оттуда пару сотен и сказать, что из вот этого всего я и сколотил то, что имею сейчас.
Каким бы большим боссом ты не был, никогда нельзя относиться ко всем своим людям, как к куче говна. Ведь деньги – аргумент конечно же сильный, но не абсолютный. Иначе симпатии твоих людей завоюет один харизматичный ублюдок, которого ты подпустил слишком близко к ним. Нет, серьезно, это было не сложно. Люди, с которыми ты выбираешься на многочисленные заварушки привыкают к тебе. Они знают, чего от тебя ждать или, по крайней мере, начинают думать, что знают. Ава была права. Блядь, в свои двадцать она уже знала то, что до меня дошло лишь на третьем десятке! Все в этом мире будет твоим, если только ты сумеешь это забрать. Я забрал все. И этого мне хватило, чтобы обосноваться в Сан-Антонио и начать выстраивать свою маленькую империю. Даже не представляю, как папаша рассчитывал, как ему вообще в голову пришло, что всему этому можно обучить? Да я никогда бы не смог понять, каково это, строить все самому, налаживать все самому, а потом поддерживать все самому, пока не попробовал сам. Да если бы ко мне в особняк заявились ребята, хоть немного похожие на тех же мексикашек, чуть что хватающиеся за стволы. Что бы я делал? Не знаю, наверное послал бы их нахер и схлопотал бы в тот же момент пулю. А что было бы, если бы мне нужно было заявиться к ним и предложить вести дела? Думаю, исход был бы такой же. Такой же исход был бы с кубинцами, с помойными жителями Сан-Антонио, с которыми точно так же нужно вести дела. Не знаю. Если честно, Ава, я уже давно прихожу к выводу, что должен сказать тебе спасибо. Ты показала мне эту жизнь. Где бы я был без тебя?
Но я никогда не обманывался, никогда не тешил себя мыслями, будто проживу долго и счастливо, и сдохну в этом тухлом городе на задворках обитаемого мира. И чтобы на мою могилу приходили помочиться мексикашки? Ну, уж нет! С ними можно иметь дело, но не более того. Меня ждали в другом месте, по мне все эти годы рыдало Большое фейрумное яблоко. Пусть оно еще и не знало, что на самом деле рыдает по мне. И вот потому я сейчас здесь. Потому я уже хуеву тучу часов провел в поезде Новый Орлеан – Нью-Йорк, потому я толкаюсь сейчас в проходе и потому ступаю на перрон города, где меня встречает запах помойки и вонь гниющего человеческого тела, протягивающего ко мне ладонь в поисках подачки.
Пора забрать то, что я могу.
Я дома.

---

СВЯЗЬ С ВАМИ	КАК ВЫ НАС НАШЛИ	ПЛАНЫ НА ИГРУ
имеется у амс	вы сами меня позвали	вернуть кресло во главе семейного стола, разобраться с мешающими вести дела бандами

ПРОБНЫЙ ПОСТ

Казалось бы рождение – самое важное, что вообще случается с нами. Ну, возможно поспорить с этим может только смерть. И, тем не менее, наша память старательно затирает этот эпизод, не оставляя от него и следа. Возможно потому, что ничего приятного или знаменательного на самом деле не ощущаешь? Ты приходишь в этот мир, совсем ничего о нем не зная, беззащитный, напуганный, ничего не понимающий. Сложно в таком состоянии проникнуться важностью момента. Но что, если тебе выпадет возможность родиться еще раз? Переродиться, продолжив свой путь, имея багаж знаний и умея реагировать на этот мир. О, в таком случае момент рождения, или перерождения если угодно, отпечатается в памяти надолго.
Он с трудом, через силу, через сдавленный всхлип, перешедший в хрип, сделал первый вдох, насильно проталкивая глоток воздуха в легкие. И ему понадобилось еще несколько таких же, чтобы он смог осознать, что дышит, чтобы приноровиться к иному ходу грудной клетки, чтобы почувствовать, как стоячий воздух холодит непривычно голую кожу, как твердый пол впивается в колени и локти. Чтобы ощутить всепоглощающий животный страх, что свернул свои кольца в кишках, сжал в ледяных когтях сердце, заставил вздернуть верхнюю губу, показывая в оскале тупые человеческие зубы. Он приподнимается практически сразу, садится спустя мгновенье, которое показалось ему бесконечным. Разглядывает дорожки синих вен под тонкой, почти прозрачной кожей рук, сжимает и разжимает необычно длинные пальцы, глядит на голые ноги, покрытые едва видимым пушком такой жидкой шерсти, что совсем непонятно, для чего она нужна. Если бы он мог додуматься, если бы мог предположить, что способен сам себя ощупать, он бы провел непривычно чувствительными ладонями по груди, странно сплющенной со стороны брюха, ощупал бы старый потертый ошейник, слишком большой для такой нелепо тонкой шеи, с удивлением нашел бы уши, не два породистых треугольника на макушке, а полукруглые и расположенные зачем-то по разные стороны головы. Похожий на сломанную марионетку, он неосознанно выпрямляется, пока сидит, осоловело поводит головой, осматривая комнату, тянет носом воздух и наконец натыкается взглядом на нее. Или на себя? Осознание взрывается в голове тысячей фейерверков, оставляя после себя кристально-чистую уверенность и, будто, дышать становится проще с каждой секундой. Он смотрит в ее глаза, взглядом с которыми невозможно пересечься, и видит в них отражение той же души, что теперь теплится в нем. Он принюхивается к ее запаху, будто впервые, и старается в нем утонуть, раствориться. Теперь он точно знает, что завязан с ней на века, обязан пройти бок о бок до самого конца. И он пройдет, потому что иначе просто не может быть, ведь нельзя разделять единую душу.
Он даже не шевелится, когда она подходит ближе, когда останавливается на расстоянии, которое научилась выверять с точностью за годы жизни в кромешной темноте. Когда она присаживается, тем не менее, осторожно, будто боится ошибиться, будто еще сама не уверена в своих действиях. Он чувствует, как вдоль хребта тонкая, почти прозрачная кожа покрывается куриными пупырышками, силясь поставить дыбом несуществующую шерсть. И, тем не менее, под тонкими девичьими пальцами мышцы его лица подергиваются, сокращаясь, переводя собачий оскал в человеческую кривую усмешку.
- Ну, привет.