МЕСТО И ДАТА РОЖДЕНИЯ, ВОЗРАСТ
Япония, Токио, 26 лет, 06.06.1989
РОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Технарь, специалист по наладке электрооборудования; фармацевтическая корпорация "Highwater Corporations"
ФЕЙРУМНОСТЬ
Бета-фейрумная
СВОЙСТВО 
Псионика страха (практически не развита, очень слабая - на уровне волнения у жертвы), управление болью

---

БЛИЖАЙШИЕ РОДСТВЕННИКИ
Родители остались в Японии, контакт с дочерью не поддерживают.
Единственный близкий и важный человек по документам и жизненным обстоятельствам - муж Астериос Митракис.
НАВЫКИ И УМЕНИЯ
- Амбидекстр (при этом это не врожденная ее способность, а выработанная с малолетства, частично в этом есть заслуга родителей), то есть одинаково владеет как правой, так и левой руками. Полушария ее головного мозга развиты одинаково, девушка принимает решения и оценивает ситуацию достаточно быстро.
- Полиглот. Знает 3 языка в совершенстве (японский, английский, греческий), а также на сносном уровне знает китайский, знакома с латынью, ей же в последнее время и увлекается. Это же и относится к традициям разных народов - вполне неплохо о них осведомлена, как и об истории некоторых стран. В общем, образована на достаточно приличном уровне.
- Исходя из всего вышесказанного, стоит упомянуть, что сия дама обладает феноменальной памятью. Преимущественно это связано именно со зрительной памятью. Эйдетизм ("фотографическая память") - это особый характер памяти, преимущественно на зрительные впечатления, позволяющий удерживать и воспроизводить чрезвычайно живой образ воспринятого ранее предмета или явления.
- Естественно, отличный технический специалист, т.к. болела этим с детства - с годами желание изучать все, что можно запрограммировать и заставить работать, только усилилось.
ВНЕШНИЕ ПРИМЕТЫ
Худощавая (50 кг) девушка среднего роста (170 см) с до недавнего времени черными невероятно длинными волосами (сейчас карэ до ключиц) и азиатскими чертами лица; узкие запястья и щиколотки, четко выделяющиеся ключицы, светлая персиковая, но далеко не бледная кожа; лицо худощавое с заметными скулами и живым румянцем; взгляд же совершенно не соответствует 26-летнему возрасту — есть в нем некоторая тяжесть и усталость, прикрываемая игривостью и искусственной «веселостью».
ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ
- Ассссти, мы говорим итадакимассссууу, запомни это, пожалуйста, - я произношу это высоко, с глупой улыбкой, щурюсь на тебя.
Я говорю: "Ассс". Я продолжаю: "ссс". Я заканчиваю: "ти". Я касаюсь кончиком языка неба, я извращаю твое имя до неузноваемости - да прости ты меня, но я не могу этого не делать. Я не могу быть милой и послушной - не в моей это натуре. И будь ты трижды мой муж, будь ты моим настоящим мужем, я бы все равно тебе дерзила. Потому что я уже давно считаю, что с меня хватит этого азиатского воспитания.
С меня вообще много чего хватит. Я вижу, кажется, тебя насквозь - но это не так на самом деле, мне просто хочется держать тебя под контролем, хотя кто ты мне, Астер? Я даже до сих пор, за столько лет нашего общения, не могу понять, что это за странное имя у тебя. Впрочем, Мизу-тян тоже звучит не очень.
Отставим: это все ярлыки.
Ну знаете, мы можем долго обсуждать тот факт, что нам все навязывает общество, что и страхи свои мы создаем сами себе, что боль на самом деле только в голове - нашей черепной коробке. С такими размышлениями можно прийти к тому, что все мы - мешки с костями и мыслями. Мы вообще - пыль Вселенной, остатки мироздания, разбросанные рандомным образом. Кликаем что-то на судьбу, наделяем душой каждый предмет и верим во всякие глупости. Однако же сидим на этой маленькой американской кухне и изображаем (как же это...) американскую мечту?
Жри ты, блин, дорогой мой, а не пялься так радостно, господи. Это всего лишь яичница, а я тебе - всего лишь прохожая девка, с которой у нас с тобой договоренность.
Ладно, шуткую, мы дружим. По-особенному.
Интересно, какой ты в постели?
Я закусываю ноготь на мизинце правой руки.
Нет, эта мысль мне неприятна.
Ты другой, но при этом такой же... стремно, правда?
Ты не король здесь, но ты мне многое дал - как минимум, я бы не сидела здесь, на этой кухне под лампочкой, которая оставляет на наших лицах уродливые тени - так мы выглядим на самом деле, так выглядят наши страхи, которые искажают наше восприятие всего вокруг. Поправь корону, мой патриарх местного разлива. Я же не твоя, я всего лишь азиаточка, которую занесло не туда.
Мой отец первым отвернулся от меня, когда понял, что со мной что-то не так. Мама еще какое-то время молча поддерживала, а вскоре, когда ощутила, что с ее дочерью действительно что-то по-японски не так, положила свои маленькие ладони мне на голову и помолилась, чтобы из меня вышли все демоны.
Мамуль, демоны в каждом из нас. В тебе, например, есть демон костенелости. Еще демон глупости и ограниченности - я тебя не осуждаю, это твое дело. Но надо с ними бороться. А то так и сдохнуть можно просто от того, что наш папа этого попросит. Ты у меня такая замечательная и такая глупая... да и папа тоже.
Люблю вас, дураки мои.
Не хотите общаться - ваше дело. Скучать и страдать буду на старости лет, а сейчас я даже неплохо устроилась.
В Японии учиться на техническом очень смешно. Много интересного, конечно, много полезного, но какие же все вокруг сексисты! Выходила я из этой страны, помню, чуть ли не открывая дверь на выход с ноги. В тяжелых ботинках. Легкой поступью.
Изящщщно.
Женщин слишком много ограничивают из-за того, что у них есть сиськи - мне кажется, мужики завидуют. У них нет такого прикола. А у меня аттракцион 24/7 - жмак-жмак, и спокойно.
Я снова шучу, чтобы было понятно, а то еще подумаете, что я какая-то не такая.
Впрочем, а какой должна быть?
Я просто честная.
В Греции было забавно. Я с тобой, Асти, как раз познакомилась. Ты какой-то странный - это даже я признаю! Смотрю сейчас на тебя - больно рожа довольная. Надо было пересолить, чтобы ты так не зыркал на меня. Ты мне кажешься иногда несерьезным. Слишком даже. Но сделали мы многое - прошли огонь и воду, а сейчас я настолько тебя не стесняюсь, что сижу в растянутой майке без лифчика с пятном от кетчупа. Кусаю губы, думаю много - это моя проблема, кстати. Думать.
Поэтому и свои не признали.
Помнишь того парнишу, с которого все началось?
- Ассстиии, кошечки-божечки, ну возьми ты эту салфетку - все лицо в еде! - верещу я и протягиваюсь через наш маленький столик на две персоны, стираю с твоей щеки желток своей майкой - так, что видно мою грудь - я не специально.
Не заигрываю я. И нет у меня такого желания. Просто тебе не интересна я, ты не интересен мне. Ты как бы есть и как бы не существуешь.
Пыль во Вселенной - ну, понимаете, да.
Про парнишу, от которого я подцепила такой приключенческий трип, что уж лучше бы он был спидозником. Хотя вру. Спасибо, что он дал мне эти страдашки. Он был прикольный, было с ним весьма забавно, секс посредственный. Как итог - я снова не такая. Типа нестандартная - куда уж дальше. Мамка с папкой не простили. Зачем я вообще им это сообщила? Может, я хотела, чтобы от меня чуть ли не на официальном уровне отказались?
Ой, да ну ладно, погуляла доченька, радуйтесь, что жива. А нет, грустят, что не сдохла.
Глупые вы мои, мамочка и папочка...
А вообще-то я - олицетворение девицы, которой дали, а она этим не воспользовалась. Я не боевик, я не лезу в пасть к проблемам. Я сижу сейчас на жопе, работаю, не палюсь, но знаю, что в будущем я жахну кого-нибудь если не из интереса, то в целях самообороны. Это я про свои навыки и способности: у меня база хорошая, только направьте.
Даже не так.
Рискните направить.
Я почему-то уверена, что когда-нибудь я напорюсь на свою наглость, не видя ничего своими узкими глазами - ахаха, расизм пошел, добрейшее утречко.
Смотрю на тебя, Асссс, думаю: вот когда уже мы с тобой разбежимся? Тебе же наверняка не очень комфортно со мной бывает. Все ради этого проживания там, где не-так-уж-плохо-как-везде.
У меня скучная биография, я упертая японская феминистка (читай: террористка).
Ну и да, я слишком много думаю.
Моя беда, говорю же.
Мыслю и существую.

---

СВЯЗЬ С ВАМИ	КАК ВЫ НАС НАШЛИ	ПЛАНЫ НА ИГРУ
Скрывать нечего, телега: mrkerber	Притащили сюда за шкирдак, ткнули пару раз в акции, сказали писать, иначе не будут кормить.	На самом деле прописано уже три персонажа, с которыми и предполагается игра. По флешбекам и прочей прелести будем творить драму-разлад-ломать скрепы. В общем, как всегда, планы наполеоновские.

ПРОБНЫЙ ПОСТ

Он удержал ее руку силой. Но делал это все так, кажется, легко и просто как будто это было в порядке вещей — держать в своих руках настоящую зверюгу, грозу миров, безумное в своей сути существо, не желающее быть под контролем. Впрочем, о чем тут говорить? Он и сам такой же. На этом и сошлись.
Да, не сразу, через много лет. Но все же судьба их снова свела вместе, то ли желая причинить очередную боль, то ли желая накрыть их обоих вуалью спокойствия, привести их в мир иной, где царит не только война, но и что-то большее… любовь?
Ах да, «а на тебе, как на войне, а на войне, как на тебе».
Было много тяжелых признаний и болезненных слов. Стоит запомнить этот момент только лишь для того, чтобы знать, что даже Панда или Адам Дженсен могут быть слабы и беспомощны перед судьбой и роком. Столь кровожадны те ребята бывают. Чего только для них не сделаешь? Один протыкает клинком ту, которую любит, одна просто умирает на его глазах, перестав бороться.
Маски скинуты, маски сорваны. Осталась только голая правда во всех смыслах. На игле, вместе с наркотиком она проникает в организм и вместе с кровью разносится по нему, дурманя, путая сознание. Хотя куда дальше его путать?
Она смотрела на него, не отрывая взгляда. Он не видел ее, но чувствовал, как никто другой. Ей хотелось верить, что он разделял ее физическую боль, но она прекрасно понимала, что никогда он не поймет и капли ее душевной боли и одиночества. Дикие медведи тоже хотят быть прирученными. Они тоже бывают слабы.
Он говорил про ее напряжение, а она не могла стать легче, потому что ее прибил к постели груз стыда и ответственности. И быть этому чувству еще тяжелее, если бы не наркотик, приготовленный Мэттом.
Мэтт… она ему не была нужна, а она в нем видела какой-то смысл, какую-то поддержку, мнимое чувство любви. Как же глупо сейчас было осознавать это, когда понимаешь, что на самом деле рядом должен был быть другой. И теперь она смотрела на него после стольких проб и ошибок.
Это грустно, это безумно печально, ведь ни он, ни она не верили в то, что они останутся вместе или проживут хотя бы до следующего собственного дня рождения.
Каждый год, как последний. Каждый вдох, как запятая, а выдох — точка.
— Нет… я не хочу поднимать эту тему, Адам, — спокойно сказала Мария на выдохе. — Мы и так слишком много ошибок сделали только обсуждая их. В этом нет смысла.
Препарат давал о себе знать — становилось легче. С каждым вдохом и выдохом боль становилась все меньше. Если бы так можно было успокоить сердце…
В этот момент Панда подумала, что лучше бы она никогда не встречалась с Дженсеном, чтобы не чувствовать сейчас того, что так огорчает ее и делает слабой. И ведь не ранами слаба она, черт подери! А какой-то любовью, господи… как же стыдно это было признавать самой себе.
Наконец она слегка приподнимается на руках, хотя это еще дается ей с трудом из-за утихающей, но все-таки боли. Такая вся жалкая, в бинтах, ничтожная… как хорошо, что ее сейчас не видят другие. Такую слабость она может допустить себе только раз. И свидетелем этого было суждено стать Адаму Дженсену, которому при всем его желании не хватит слов, чтобы это описать кому-нибудь. Даже сам он с трудом, кажется, это осмысляет. У него и своих переживаний сейчас достаточно.
Хах… и кто кого укротил?
Мария садится медленно, стараясь выпрямить спину и не терять лица, как она это делала раньше. И смотрит она в глаза слепого гораздо ясней, чем раньше. Белые волосы, где-то все еще оставаясь слипшимися кровью, несмотря на то, что те принимали горячий душ сравнительно недавно, падали на костлявые и совершенно не женственные плечи. Губы ссохлись, в них не было привлекательности. Ровно, как и во взгляде — таком реальном, но все же слабым и уставшим уставать. Не было на лице той обычной радости, того веселья и счастья, которым Панда светилась всегда и везде, хоть с пушкой наперевес, хоть с десятой кружкой пива в руках.
— Чего ты хочешь, Адам? — тихо спросила Мария, уже сама коснувшись пальцами запястья эльфа.
Ее выражение лица не менялось. Она смотрела в глаза волка и ценила то, что именно она смогла застать его в момент слабости и тяжелых дум. Ровно, как и он ее.
Спокойное дыхание, тихий вздох и бесшумный выдох.
Он рядом. И что еще нужно? Именно сейчас, когда бежать нет сил и нет возможности. Может, стоит уже смириться с тем, что произошло? Не быть укротимой, а быть просто любимой?
Ответы на эти вопросы были бы гораздо легче, если бы она была обычной женщиной, а не той, кем она являлась. Да и он… зверь с эльфийским телом. Они даже в этом похожи.
Разница только лишь в том, что кто-то смирился, а кто-то еще не знает, куда идти.