МЕСТО И ДАТА РОЖДЕНИЯ, ВОЗРАСТ
18.11.1973, 41 год. Бостон, США.
РОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Сутенер, владелец борделя «The drunk rose», в прошлом - бизнесмен.
ФЕЙРУМНОСТЬ
Бета-фейрумный.
СВОЙСТВО 
СОЗДАНИЕ ИЛЛЮЗИЙ – создание того, чего не существует на самом деле. Поначалу, физического вреда они не причиняют, но стоит поверить в иллюзию, и она становится для этого человека реальностью.

---

БЛИЖАЙШИЕ РОДСТВЕННИКИ
Алисия Уолкер, в девичестве Мур – любимая мама. Даже чересчур любимая, за край.
Кристофер Уолкер – отец. Карьерист, непонятно зачем заводивший семью.
Бенедикт – внебрачный сын, зачатый при очень странных обстоятельствах. О его существовании Уолкер не догадывается, однако указать его стоит.
Питер Мур – не менее любимый, страшно строгий дядя, которому сто лет в обед, он по-прежнему не только остается на месте главы компании, но и действительно хорошо ей управляет.
Фауст Мур – двоюродный брат, которому повезло больше: вместо интересных взглядов со стороны близких родственников, сначала он подрабатывал вместе с Максом на криминальном поприще, а затем, когда ему надоело скрываться, зажил нормальной жизнью. Дом, семья, работа. Недолго продержалось счастье юного папочки.
Аарон Мур – патлатое недоразумение, старший отпрыск Фауста. Возомнил о себе невесть что.
А еще десятки, тысячи их – этих Муров по всей Америке и частично во Франции. Как будто каждый член семейства решил, что должен оставить после себя как минимум троих наследников.
НАВЫКИ И УМЕНИЯ
Макс откровенно плохо готовит, поэтому почти никогда этим не занимается.
Умеет играть на фортепиано – маме всегда нравилась музыка «живых» инструментов. Благодаря домашнему обучению, знает английский, французский и немного немецкий языки.
Умеет хорошо плавать и нырять, задерживая дыхание.
Плохо дерется и плохо стреляет; Макс – в какой-то мере беззащитная единица, поэтому он всегда нуждается в телохранителях. Благо, что он не успел никому в достаточной мере насолить, чтобы обрести по-настоящему важных врагов.
ВНЕШНИЕ ПРИМЕТЫ
Максимилиан представляет собой низкорослого, солидного человека, выглядящего моложе своего реального возраста. Он весь как миниатюрная статуэтка, которые туристы раскупают с прилавков любой страны, куда им довелось заехать. Не обманчивой в данном случае является и его видимая хрупкость: Уолкер действительно выглядит так, будто если его положить на колено и отшлепать, то он рассыплется на хрустальные осколки. Он в полной мере унаследовал семейные черты: хитрую усмешку, черные волосы, синие глаза и похотливое выражение лица. Знакомые с миром модельного бизнеса люди сразу поймут, кто перед ним, только взглянув на фотографию – Мур, как есть Мур, и плевать, что в паспорте он Уолкер.
Макс экспериментирует с прическами, но обычно носит волосы ниже плеч, но до лопаток. Единственное, что остается неизменным – это седая прядь, свисающая с челки на лоб. К другим отличительным признакам можно отнести вытатуированное каллиграфическим шрифтом слово, по одной букве на палец - «d e a t h», а также сомнительный стиль в одежде. Уолкер предпочитает леопарда – поэтому «пятнистых» костюмов у него много, больше, чем у приличного человека. При этом же он может выглядеть стильно, солидно и соответствующе возрасту, но редко того хочет.

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ
Максимилиан Уолкер – сын, рожденный в фиктивном браке. Его мать, Алисия Мур, вышла за Кристофера Уолкера не по своему согласию, а потому, что такая была воля ее старшего брата Питера. Так как их семья рано лишилась отца, Питер остался за главного и принимал решения для всех самостоятельно, ни с кем не советуясь – этакий средневековый самодержец. Партия же была выгодна для всех сторон: Алисия – молодая, красивая и фертильная девушка с чутким сердцем, Кристофер – наследник небольшой, но перспективной компании, которая должна была составить половину того, что имел сам Питер. Модельное агентство и производство брендовой одежды – Питер получил на руки флеш-рояль, объединив организации в один тандем. Продажи стремительно возросли, а показы мод, проводимые Мурами, стали собирать все больше инвесторов и иностранных посетителей. То, как жила сестра после такого Соломонова решения, его почти не волновало – он знал, что муж ее не бьет и не унижает, а его желание поскорее зачать ребенка, напротив, воспринял как хороший знак.
Но было ли это так? Сложно сказать. Юный Максимилиан рос странным ребенком: он сочетал в себе черты обычного ребенка и последней сволочи. Нет, Уолкер-младший не был садистом, не мучил новорожденных котят, не сталкивал людей с лестницы в шикарном двухэтажном доме, где поселилась маленькая семья. Он был шкодливым, подлым, пакостным существом, при этом обладая проницательностью и возможностью сопереживать. Он искренне веселился с того, как отец ругает домработниц, которые в силу занятости не могли достаточно за ним проследить – мать Макса настояла на том, чтобы у мальчика не было няни. Так, мол, он самостоятельно изучит мир, в котором живет, и все его… несправедливости. Могла ли она учесть тот фактор, что он сам зачастую становился источником несправедливостей, которые так и сыпались на головы ближних? Он пакостил, но не для того, чтобы видеть кого-то страдающим. После того, как отец отругает домработниц, он, скромно шаркая пол ножкой, шел извиняться с будто бы искренними слезами на глазах, с дрожащими губками и жалостливым видом. Конечно, они ему все прощали; никто даже не думал сказать что-то нехорошее в его сторону. Нехорошее? Что вы! Максимилиан – ангел, просто он, как все люди, ошибается…
Когда отец заметил, что проблемы были не в постоянно меняющейся прислуге, а в сыне, он попытался отругать его. Слова на Макса действовали плохо, если это вообще можно назвать действием: он либо пропускал их мимо ушей, либо запоминал, чтобы использовать в будущем. Но не прошло и недели, как отец достал ремень – и вот тогда Уолкер, почувствовав страх, вполне искренне завыл на весь дом. Он не понимал, за что его собираются бить, ведь все, все же вокруг только и твердили, какой он хороший и милый мальчуган. За недолгий период Кристофер превратился в глазах Макса в тирана – и он делал все, чтобы это подтвердить при матери. Провоцировал, вызывал на ссору, устраивал концерты, а иногда – даже позорил перед друзьями отца. И каждый раз, когда Кристоферу это надоедало и он принимался за воспитание сына, ему на помощь приходила мать. С ее помощью он получил безнаказанность: вместо того, чтобы ругаться с ним, отец переключался на жену, и воспитание как будто бы отходило на задний план.
С таким характером Макс пошел в школу. Нельзя назвать его твердым отличником, но он старался приносить маме только хорошие отметки. Чем больше она радовалась его успехам, чем больше умилялась его поведению – тем больше власти он над ней чувствовал; он вооружился ее любовью, как щитом и мечом, защищаясь от нападок и разя каждого, кто посмел бы его в чем-то упрекнуть. Ближе к тринадцати годам он заметил изменения, произошедшие с психикой Алисии за это время; она изначально была нестабильна, а теперь эта нестабильность вышла на новый уровень. Она любила его – он чувствовал ее тепло, продолжая спать с ней в одной кровати даже в таком, казалось бы, «взрослом» возрасте. Будучи развитым во всех смыслах парнем, Максимилиан решил всерьез задуматься о будущем. Так как он был единственным ребенком в семье (на большее потомство Кристофер, вероятно, не решился), семейный бизнес Уолкеров должен был перейти в его руки. И чем старше он становился, тем больше видел неприязнь в глазах одного родителя и запредельную любовь в глазах другого. Боясь за свои амбиции, которые могли рухнуть в один момент, он пошел на рискованный шаг, о котором, наверное, не знает ни одна живая душа.
Инцест среди Муров – дело чуть ли не житейское. Любвеобильные, эмоциональные и чувствительные, они делились любовью со всеми, кто этого хотел – или кто мог ее себе позволить. Рано женясь и выходя замуж, Муры размножались, как мыши – то ли из любви к сексу, то ли просто из пресловутой любви. И хотя дядя Питер, строгий и непохожий на семью, будто приемный, пресекал все «лишние» поползновения членов клана в сторону друг друга, они все равно иногда… случались, если не сказать «были».
В одну прекрасную ночь Алисия пристала к нему. И Макс, зная, какой горизонт откроется перед ним, если он укрепит в сумасшедшей голове матушки мысль той близости, которую она жаждала, ответил. Конечно, ему было и страшно, и немного противно; и дрожь била по телу совсем не от возбуждения, а от абсурда, но он сделал то, что собирался сделать. В следующие разы, когда это повторялось, палитра чувств почти не изменилась, но детская, лабильная психика подстроилась. А может, это все гены Муров? Или подростковый максимализм? Он не смог бы ответить на этот вопрос и сегодня, что уж говорить о том, что было двадцать лет назад.
Годы текли, как вода. Когда ему исполнилось восемнадцать, он сумел отправить мать в психушку – она как раз достигла нужной кондиции, - и договориться с отцом, пользуясь тяжелым для него бременем, о безболезненном сотрудничестве. Познакомившись ближе с семейным бизнесом, Макс… разочаровался. Он-то надеялся, что ему не придется ничего делать, а деньги самостоятельно польются в его кошелек. К двадцати пяти годам, честно проработав семь лет, он передал все дяде, оставшись номинальным директором, а на вырученные чистой прибылью деньги уехал жить в Нью-Йорк, быстро прикупив себе небольшую квартиру. Отец, к слову, тоже переехал – подальше от Америки и поближе к теплу островов, где его ждал заслуженный отдых от бредившей любовью к сыну жене и, собственно, от сына. К тому моменту Максу стало его искренне, по-человечески жаль, но ничего исправить он уже не мог.
Наверное, именно с этого момента началась его разгульная жизнь. Так устав от бумажек, деловых встреч, глупых модниц и бликов фотоаппаратов, он проводил все свободное время в клубах, барах… борделях. Последние ему особенно понравились – не только как развлечение, но и как возможный способ заработка. Он даже устроился в один такой работать – и это, по его мнению, было лучшим опытом в его жизни. После него он получил свое новое сокровище, за которое ему, к слову, потом еще и заплатили. Девчонка любила без резинки и плотно сидела на таблетках – разве его волновало, чем это может кончиться?
Но вот, на утро он почувствовал себя странно, пошел к зеркалу – и увидел вместо лица голый череп. Подумав, что это просто с недосыпа, Макс не придал этому большого значения. И зря.
Овладение способностью давалось ему тяжело. Пока до него дошло, что он теперь иллюзионист, прошло несколько месяцев – и тогда он понял, что должен хорошенько скрывать свою особенность не только от любопытных глаз, но и от загребущих лап. Восьмерки, Пурпурные, еще какие-то черти – город наполнился этими бродягами со странными позывными и нечитаемой идеологией.
Однако, что же касается его бордельного пути, то и тут все далось проще, чем Уолкер ожидал. Женщина в годах, державшая дом любви, что продается за золотую монету, не имела детей и никогда не хотела их иметь. Но отдавать девочек (и чуть-чуть мальчиков) в руки тем грубым балбесам, что их крышевали, она не хотела – поэтому, досконально изучив все варианты, она предложила Максу выкупить как здание, так и все его содержимое. Макс же, который не скрывал своего богатства и статуса при поступлении на работу, недолго думая, согласился. В качестве помощника он позвал своего двоюродного брата Фауста, с которым у него всегда складывались непростые отношения. Так вышло и в этот раз – их сотрудничество не продержалось дольше трех лет: Фауст, бросив все, сказал веское «я ухожу». В Бостоне его ждала беременная невеста, и Макс не мог не отпустить брата домой.
И шли года. Уже не текли, но шли, сменяя одно лето за другим.
С тех пор его жизнь наполнилась новыми красками и захватывающими постельными сюжетами. Содержать такой, м-м-м, притон казалось ему криминальным, но его это в лишний раз заводило. Другое дело, что все эти дутые мафиози, которые серьезно обосновались в Фейрумтауне, могли предъявлять ему свои требования. И он, зная, какого размера Дамоклов меч над ним навис, вынужден соглашаться. Во внезапно, как гром среди ясного неба, пришедшего Густаво Капанелли Макс поверил, как в мессию (утрированно выражаясь). Окольными путями добившись с ним встречи, он решил сделать ему предложение, от которого, по его мнению, довольно сложно отказаться.

---

СВЯЗЬ С ВАМИ	КАК ВЫ НАС НАШЛИ	ПЛАНЫ НА ИГРУ
Известное дело.	Live your life.	Создать-таки с Капанелли союз, а также вытравить из Нью-Йорка обе мафиозные группировки. Любить своих девочек и мальчиков, предаваясь пороку.

ПРОБНЫЙ ПОСТ

Лечись, дружок.
Альберту всегда нравился этот дом, всегда нравилась улица, на которой этот дом находится; он, как пытливая собака, вынюхал все переходики и аллеечки, попробовал каждый камень, криво лежащий на пыльных дорогах, запомнил запахи всех травинок на истоптанных газонах. Если бы он мог – он бы полазил по деревьям, притаился бы среди веток, разглядывая пролетающих мимо птиц, проползающих мимо гусениц, пробегающих мимо людей-драконов. Он вообще считал драконью расу самой прекрасной и необычной среди всех. И планета у них – красивее той, на которой он родился.
«Опять разнылась», - подумал он фоном, шагая по вымощенной дорожке. Можно было воспользоваться такси и доехать до родного магазина, но Альберту не хотелось жалеть ноги, да и новость, которую он нес своему, так сказать, начальству, была настолько тяжелой, что хотелось скинуть ее по дороге. Переступая ровные каменные плиты и стараясь не попадаться на границы, Мартен чувствовал себя… а никем он себя не чувствовал. В его лексиконе нет слова «детство», поэтому забава, пришедшая ему в голову и заставляющая в лишний раз напрягать больную ногу, казалась ему не детской и нелепой, а просто убивающей время. И плохое настроение в придачу.
На самом деле, Янис не был его начальником. По сути, единственное начальство, которое Альберт хоть как-то признавал – это нежно любимый отчим Блэр, но Альберт не был дураком и знал: когда-нибудь Гектор умрет, а перед смертью завещает ему этого блондинистого придурка, не умеющего жить. Рядом с Синклером-младшим он чувствовал себя мудрым стариком, который в молодости не был любимцем судьбы, и поэтому все, что ему осталось на склоне лет – это осуждать и поучать. Сразу пришедшее осознание, что Янис – его будущий царь и бог, как бы смешно для Альберта это ни звучало, на деле отдавало болью. С другой стороны, вопрос о свободе точно не стоял. Свободы Мартен нахлебался с рождения и теперь ему позарез хочется быть кому-то нужным, пусть даже в качестве подставки для ног или человека, ответственного за сдувание пыли с плеч великого и ужасного Синклера. Судя по рассказам – Мартен не ограничивался только Гектором и Янисом, но и допросил на эту тему главных криминального мира сего, - таким был Кальвин, а не его старший сыночек, но это ведь тоже вопрос времени…
Особенно сейчас. Янис был мальчишкой: бери и верти, как понравится и как это делает его сладкий любовничек Крис, но это, пожалуй, последнее, чего Альберту бы хотелось – вертеть Янисом. Перед такими хочется блистать собственными медалями на широкой груди, а не добывать с его помощью эти самые медали. Вот такой вот парадокс.
Чем ближе был дом, тем больше Берти хромал на правую ногу. Мир медленно сужался до точки соприкосновения его трости с тротуаром, а под тротуаром разлеглась обжаренная Вселенная, готовая засосать Мартена в себя в любую секунду. После таких продолжительных прогулок он принимал обезболивающие таблетки с привкусом наркотика, но избавляться от привычки ходить по этой улице исключительно пешим ходом не собирался. Уж больно хорошая она!
Зайдя в магазин и прикрыв за собой дверь, Альберт потянул широкий, пушистый бордовый шарф с шеи. Ноябрь отдавался морозным, недружелюбным холодком, так что приходилось одеваться теплее, а зимой Альберт всегда сильно мерз. Улыбнувшись Гектору и сняв ботинки – снимать обувь с протеза всегда давалось тяжелее, но он справлялся самостоятельно и пихал тростью всякого, кто подумывал ему помочь, - Альберт захромал наверх, к жилым комнатам. Стук трости и хромированной ноги по лестнице его раздражал.
- Ты идиот, - говорит с порога Альберт, заходя в его комнату и даже не удостаивая свой приход галантным стуком в дверь. Мартену было совершенно все равно, есть ли в комнате кто-то кроме и еще равнее, был ли там Крис – непереносимость к этому парню у него с первого взгляда, а спустить гада с лестницы и за входную дверь он всегда готов.
- Твой новый поставщик показал нам фигу. Зря ездил. – Альберт отставил правую ногу за себя и сделал основной упор на трость, расслабляясь. – А когда я говорю, мой дорогой Янис, что не надо слушать всяких прохвостов с улицы – даже если они такие именитые-знаменитые – это значит, что не надо их слушать, но ты, конечно, знаешь лучше.
Закончив ныть – обычно это было вступительной частью спектакля и в дальнейшем не привлекалось, - Альберт тихо выдохнул. Теперь наступала длинная часть размышлений что делать и как быть.
- Пошли своих парней. Пусть найдут и уничтожат… что ли.